Лев Толстой: соприкосновения с музыкой
                                                         Алиса Самбурская

Литературное наследие Льва Николаевича Толстого поистине огромно. Однако, существует вид искусства, в котором он оставил всего одно сочинение. Этот вид искусства - музыка, а произведение называется "Вальс фа мажор". Находясь уже в преклонных годах, граф шутил по поводу единственной своей музыкальной пьесы: "Я сочинил это в такой моей далекой юности, что теперь совершенно непонятно, сочинил ли это действительно я, или тот педагог, с которым я занимался!" В этой шутке проскальзывает желание "отречься" от этого сочинения. Возможно, потому, что вся музыкальная картина мира Толстого довольно неоднозначна, она трансформировалась и видоизменялась с течением жизни великого писателя, неизменно находя отражение в его литературных произведениях.

Лев Николаевич был воспитан в атмосфере культа музыки. В доме играли и пели почти все: мать и отец, многочисленные гости, братья и сестры, крестьяне, шумная дворня. Ему нравилась музыка с ясной и чистой мелодией. Лев Николаевич очень любил русскую, да и всякую народную музыку. Любил балалайку, гитару, даже (издали) гармонику. Любил цыганские песни. Будучи молодым повесой, даже перевез в родовое поместье, Ясную Поляну, целый цыганский табор. Песни, романсы, кутежи до утра. Цыгане поселились в оранжерее, которую построил его дед Волконский, и с удовольствием ели оранжерейные персики, предназначенные на продажу. И все же основные "музыкальные трансформации" личности Л.Н.Толстого, нашедшие свое воплощение в творчестве, так или иначе связаны с академической музыкой, и в особенности с именем Л.Бетховена. Слушая в исполнении мамы "Патетическую" сонату, семилетний Л.ва замирал неподвижно, ощущая, по его собственным словам, "чувство сладкое и тревожное". Впоследствии в повести "Детство" Николенька Иртеньев повторит музыкальные увлечения самого Толстого. Также, "сжавшись клубочком в кресле" и с удивительной "способностью не отвлекаясь выслушать всю сонату до конца" будет проявлять свою музыкальную восприимчивость: в "Интродукции" - "слушать затаив дыхание", в "Аллегро" - слышать "неясный тревожный рокот"; и также, как у маленького Лёвы, в "Анданте" на душе у Николеньки становится "спокойно, радостно, хочется
улыбаться...".

В повести «Утро помещика»: «После тяж.лых для него бесед с крестьянами, в грустном настроении Николенька садится за рояль и рассеянно пробегает по клавишам, наигрывая какой-то неопредел.нный мотив. Потом он подвигается ближе и в полных, чистых аккордах этот мотив повторяет. Ему казалось при этом, что он слышит и хор, и оркестр и тысячи мелодий. Различные странные образы, грустные и отрадные, сменяют один другой». Толстому ш.л уже 21 год, когда он пригласил к себе педагога - музыканта, немца по имени Рудольф, с которым прилежно занимался, иногда по 3-4 часа в день. Лев Николаевич писал в своем дневнике: "Я желал бы достичь высшего
совершенства в музыке". Многие музыканты, которые бывали в доме у Толстых и играли перед ним рассказывали, как Толстой "обливался слезами" от их музыки.

Мелодии и гармонии действовали на графа физиологически. Композитор и музыкальный критик Л.Л.Сабанеев в своих воспоминаниях рассказывает, как однажды они с графом пошли в Консерваторию смотреть на новый привезенный орган и как ему довелось "исторгнуть слезы из глаз Толстого", издав на мощном инструменте всего лишь один-единственный звук. И вместе с тем, пытаясь осмыслить свое состояние в моменты слушания музыки, описать это состояние художественно, Толстой говорит о единении своей души с душой автора, о погружении в "чужое" состояние. В этом состоянии, как в детстве, - сладость и тревожность. А, возможно, даже и страх. Страх потерять свою волю, поддаться чему-то невыразимо сильному, чему невозможно противиться и чем невозможно управлять... Это было необъяснимое чудо, которое одновременно и радовало и тревожило. По словам Л.Л.Сабанеева, Лев Николаевич во вс.м стремился найти понятное и "ненавидел непонятное". "Он не признавал существования ничего «необъяснимого» и «чудесного», «таинственного». Во всех этих вещах он всегда был склонен подозревать обман и суеверие. Чудо было его личным врагом – недаром он постарался избавить и Евангелие от всех чудес. Я склонен подозревать, что в его недоверии к музыке был и этот момент – он смутно чувствовал в музыке тоже какое-то «чудо» и уже ненавидел его" - пишет Сабанеев о Л.Н.Толстом.

Граф овладел фортепианной игрой вполне прилично, и мог уверенно исполнять сонаты Моцарта, вальсы Штрауса, и даже 4- сонату Шопена. Помимо непосредственного эмоционального воздействия, Толстой ценил в музыке ее способность будить воспоминания о тех жизненных моментах, с которыми она была связана. Любимой на всю жизнь оставалась музыка детства и юности - бетховенские сонаты, ноктюрны Фильда, цыганские романсы, кое-что из русского романсного репертуара – то, что составляло салонный репертуар сороковых- пятидесятых годов. Афанасий Фет, приезжавший в Ясную Поляну погостить со всем своим семейством, вспоминал: "Граф так и набросился на фортепианную игру с нашей гувернанткой! Он садился играть с нею в четыре руки, и таким образом они переиграли чуть ли не всего Бетховена!"

Наряду с Бетховеном, который всегда стоял неоднозначным особняком в музыкальных пристрастиях Льва Николаевича, Шопен оставался его любимым композитором всю жизнь. Слушая Шопена, Толстой восклицал: «Вот так надо писать! Шопен - Пушкин в музыке». Вдохновенно Толстой рисует образ исполнителя-скрипача в повести «Альберт». Описывая состояние артиста во время игры, он рассказывает, как скрипач "с каждой нотой вырастал все выше и выше". Слабый и жалкий в жизни, во время игры Альберт становится прекрасным, а его искусство властвует над слушателями, озаряя внутренний мир каждого.

"...Из состояния скуки, шумного рассеяния и душевного сна, в котором находились эти люди, они вдруг незаметно перенесены были в совершенно другой, забытый ими мир. То в душе их возникало чувство тихого созерцания прошедшего, то страстного воспоминания чего-то счастливого, то безграничной потребности власти и блеска, то чувства покорности, неудовлетворенной любви или грусти. То грустно-нежные, то порывисто-отчаянные звуки, свободно перемешиваясь между собой, лились и лились друг за другом так изящно, так сильно и так бессознательно, что не звуки слышны были, а сам собой лился в душу каждого какой-то прекрасный поток давно знакомой, но в первый раз высказанной поэзии."

Женитьба на Софье Берс привнесла в жизнь графа Толстого новые эмоции и ощущения. В своем дневнике он писал: «Неимоверное счастье... Не может быть, чтобы это все кончилось только жизнью». Софья Андреевна, моложе мужа на 16 лет, была прелестна своей юностью и простотой, она любила литературу и музыку. Хотя сама молодая графиня и не блистала особыми талантами, она сумела создать вокруг себя творческое общество, в коем состояли и выдающиеся музыканты того времени, среди которых были Рубинштейн, Чайковский, Танеев, Стасов, Гольденвейзер, Римский-Корсаков... Часто, сидя за роялем и музицируя, граф размышлял над новыми сюжетами и судьбами своих героев. "Вот из зала доносятся звуки тихих аккордов - вспоминал сын писателя Лев Львович, - это отец сел за фортепиано, обдумывая что-нибудь назавтра для своего романа." Музыка в произведениях Толстого является одним из средств психологического анализа. Она позволяет писателю передать смену мыслей и настроений героя.
В «Войне и мире» отношение героев к музыке характеризует их: чуткость, одарённость и восприимчивость Наташи Ростовой и благородство, рождение новых чувств Андрея Болконского. "В голосе ее была та девственность, нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пением, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его". Именно музыка помогает князю Андрею осознать любовь к Наташе.

Музыкальный мир все чаще вторгался в жизнь Толстого благодаря существованию "музыкального салона графини", и часто вопреки его желанию. Лев Николаевич был вынужден жить среди изысканной музыкальной атмосферы, в которой царил строгий академический стиль - квартеты, фортепианная музыка, без какой-либо вокальной музыки и, уж конечно, без цыган. В 1880–1890-е годы вследствие изменения глубинно-философских взглядов Толстого на жизнь в семье произошел разлад. Софья Андреевна, не понимавшая новых идей Льва Николаевича, его желания отказаться от собственности, жить своим (преимущественно физическим) трудом, с одной стороны осознавала, на какую нравственную высоту он поднялся; с другой стороны, не умеющая разделить духовные устремления мужа, вынужденная заниматься "земными делами" своего семейства, чувствовала себя брошенной, ненужной. Единственным ее утешением становится музыка.

В 1891 выходит в свет самая скандальная повесть Л.Н.Толстого "Крейцерова соната" (Прим.автора: "Крейцерова соната" - одноименное название музыкального произведения Соната №9 для скрипки и фортепиано Л.Бетховена, посвященная французскому скрипачу и композитору Родольфу Крейцеру), которую сразу же посчитали слишком откровенной и нецензурной. В ней писатель устами своего героя Позднышева не только провозглашает шокирующие "истины" о необходимости воздержания, "о низкой женской сущности", не только от первого лица оправдывает гнев ревности, но и высказывает свое оригинальное мнение по поводу музыкального искусства: искусство, и в особенности музыка, является злом, пробуждающим в людях самые низменные пороки. Во-первых, по мнению главного героя, большая часть прелюбодеяний совершается в благородном обществе под предлогом занятия искусствами, в особенности музыкой. Во-вторых, музыка производит «раздражающее впечатление» на слушателей, она заставляет почувствовать то, что ощущал в момент написания автор произведения, слиться с  переживаниями, которые человеку не свойственны, заставить его поверить в новые возможности, раздвинуть горизонты собственного восприятия.

"Страшная вещь эта соната. Именно эта часть! (Прим.автора: Речь идет о первой части сонаты (в темпе Presto). И вообще страшная вещь музыка. Что это такое? Я не понимаю. Что такое музыка? Что она делает? И зачем она делает то, что она делает? Говорят, музыка действует возвышающим душу образом, -- вздор, неправда! Она действует, страшно действует, я говорю про себя, но вовсе не возвышающим душу образом. Она действует ни возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздражающим душу образом. Как вам сказать? Музыка заставляет меня забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не свое положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую,что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу". Что почувствовала жена Позднышева в минуту исполнения «Крейцеровой сонаты»? Какие новые желания зародились в ее восприимчивой душе? Главный герой склонен винить в "падении жены" именно развращающую силу музыки. Устами Позднышева Толстой объяснял собственное двоякое отношение к музыкальному искусству. Он боялся заразиться этими "музыкальными эмоциями", и, по-видимому, все-таки не мог противостоять им. Он считал их прекрасными, несущими наслаждение и одновременно греховными, далекими от человеческого идеала. В весьма категоричной форме эта двойственность проявилась однажды, когда Лев Николаевич после исполнения Гольденвейзером 14-й сонаты Бетховена прослезился и недовольно сказал: "Как я испорчен! На меня эта музыка все-таки действует!"

И опять Бетховен! Удивительно, почему для иллюстрации "соблазнительно-греховных" способностей музыки Толстой выбрал именно "Крейцерову сонату" Бетховена? Бетховен довольно далек от чувственности, его музыке свойственен, скорее, аскетичный стиль, а именно эта 9-я соната ля мажор, которой приписывается Толстым такая греховная «магия», скорее трагична, чем соблазнительна. Очевидно, что она была полна для Толстого наваждением, непонятными и оттого враждебными чарами, и при этом неизменно попадала в программу любимых его вещей. Возможно, что с этой сонатой у Толстого были связаны личные воспоминания, которые навсегда соединились с ее музыкальной тканью, и по каким-то неведомым причинам, эта музыка воспринималась им, как непомерно страстная, безумная, стихийная.

Сравнения и параллели с семейной жизнью Льва Николаевича после публикации повести были неизбежны. Нельзя обойти вниманием роль композитора Танеева, которая ему приписывалась в связи с созданием "Крейцеровой сонаты". Танеев стал "музыкальным гением" салона графини задолго до 1891года, еще с начала восьмидесятых он был постоянным посетителем дома Толстых - дома, которому был присущ такой свободный стиль жизни, когда друзья могут придти в гости в любое время дня и даже ночи. Танеев, который был младше Софьи Андреевны на шестнадцать лет, - молодой талантливый композитор, надежда музыкального мира, любимый ученик Рубинштейна и Чайковского. Это был человек робкий и застенчивый, мешковатый и тучный, с обликом профессора, а не артиста; убежденный холостяк, подозрительно относившийся к молодым и, тем более, привлекательным женщинам и поэтому окруженный постоянно пожилыми дамами, которые проявляли к нему свою материнскую заботу. С его принципиальностью, рациональным умом и совестливостью он менее всего походил на "соблазнителя". Да и хронологически появление "Крейцеровой сонаты"(1890-1891гг) не совпадает с расцветом близости Танеева к Толстым, которое пришлось на вторую половину девяностых годов вплоть до 1906-07годов. Именно в это время, после кончины младшего любимого сына Ванечки, Софья Андреевна в бегстве от душевного одиночества, ища утешения в музыкальных занятиях (в 54года она начала брать уроки фортепианной игры), серьезно увлеклась Танеевым, о чем красноречиво свидетельствуют ее записи в дневнике: "...утром у двери неожиданно встретила С.И....4", "...ехали вместе в карете...", ..."столкнулись в гардеробе в концерте...", и тут же: "Сегодня весь день провела в музыке. Чудесный Rondo в сонате Бетховена..." (Прим.автора: С.И. - Сергей Иванович, инициалы Танеева). Очевидно, что для графини Танеев стал олицетворением ее любви к музыке, утешения, личной внутренней свободы, которой ей так не доставало.

Неужели литературные герои "вышли из-под контроля" и настолько обрели свободу, что начали влиять на реальную жизнь своего автора? Вот еще признания Позднышева из "Крейцеровой сонаты": "Мучался я особенно тем, что я видел несомненно, что ко мне у ней не было другого чувства, кроме постоянного раздражения, только изредка прорываемого привычной чувственностью, а что этот человек, и по своей внешней элегантности и новизне, и, главное, по несомненному большому таланту к музыке, по сближению, возникающему из совместной игры, по влиянию, производимому на впечатлительные натуры музыкой, особенно скрипкой, что этот человек должен был не то что нравиться, а несомненно без малейшего колебания должен был победить, смять, перекрутить ее, свить из нее веревку, сделать из нее все, что захочет. Я этого не мог не видеть, и я страдал ужасно". Толстой ревновал и стыдил жену, в своем письме к Софье Андреевне (в 1897году!) он писал: «Твое сближение с Танеевым мне не то что неприятно, но страшно мучительно. Продолжая жить при этих условиях, я отравляю и сокращаю свою жизнь…" "...Положение такое: продолжать жить так, как мы теперь живем, я почти не могу. Я говорю почти не могу, потому что всякую минуту чувствую, как теряю самообладание и всякую минуту могу сорваться и сделать что-нибудь нехорошее: без ужаса не могу думать о продолжении тех почти физических страданий, которые я испытываю и которые не могу не испытывать".

Этот "односторонний полуроман", о котором сам Танеев, говорят, даже не подозревал, длился несколько лет, то затихая, то вспыхивая с новой силой, пока сама Софья Андреевна не нашла в себе сил загасить тлеющее в ее сердце чувство. Музыкальное искусство, ставшее для графини последним увлечением и утешением в жизни, для графа окончательно утвердилось, как "бесполезное", "ненужное" и даже "вредное". И в последних литературных произведениях Льва Толстого мы уже не встретим никаких соприкосновений с музыкой. 

..."Я сочинил это в такой моей далекой юности, что теперь совершенно непонятно, сочинил ли это действительно я, или тот педагог, с которым я занимался!" - Лев Николаевич впервые исполнил свой "Вальс Фа мажор" в домашнем концерте 10 февраля 1906 года перед своими друзьями. Присутствовавшие С.И.Танеев и А.Б.Гольденвейзер одобрили "милую вещицу" и предложили записать пьесу. Они решили устроить небольшое соревнование, записав каждый, кто как услышал, этот музыкальный диктант. Их нотные записи оказались абсолютно одинаковыми. Так до нас дошла эта фа-мажорная мелодия - ясная, чистая, незатейливая и наивная, - столь непохожая на своего могучего, монументального автора, и в то же время являющаяся неотъемлемой частью многогранного образа одного из величайших писателей за всю историю человечества. 
                                                                            Алиса Самбурская